Так что же необщительный чародей двоичного кода делал в Париже?

В последний раз Марти согласился выйти из дома полтора года назад, и то лишь под градом пуль, в преддверии катастрофы, вызванной вирусом Аида и погубившей невесту Джона – Софию Расселл.

В трубке раздались гудки – где-то в далеком Вашингтоне зазвонил телефон. И в ту же секунду за дверями лаборатории запиликал чей-то мобильник. У Джона возникло странное ощущение…

– Привет, – окликнул его Натаниэль Фредерик (для друзей просто Фред) Клейн.

Смит резко обернулся.

– Заходи, Фред.

Глава сверхсекретной разведывательной и контрразведывательной организации «Прикрытие-1» переступил через порог неслышно, точно призрак. Телефон его продолжал трезвонить.

– Мне следовало догадаться, что ты позвонишь, – бросил он, выключая мобильник.

– Из-за Марти? Да. Только что прочитал о трагедии в Пастеровском. А что знаешь об этом ты и каким ветром тебя сюда занесло?

Клейн ответил не сразу. Пройдя вдоль уставленных сверкающими пробирками и разнообразным оборудованием лабораторных столов, за которыми вскоре займут свои места остальные члены совместной команды, он пристроился боком на мраморной столешнице напротив Джона и мрачно скрестил руки на груди. Его костюму это не повредило – тот был, как всегда, уже измят. Темно-коричневая ткань оттеняла бледность кожи, подолгу не видевшей солнца. Фред Клейн был кабинетным работником. Залысины, высокий лоб и очки в проволочной оправе делали его похожим не то на книгоиздателя, не то на фальшивомонетчика.

– Твой приятель жив, – проронил он не без сочувствия, оглядев Джона с головы до пят. – Но он в коме. Не стану тебе лгать, подполковник, – врачи за него… тревожатся.

Известие о ранении Марти невольно напомнило Джону пережитую после гибели Софии боль. Но Софии больше нет… и то, что случилось с Марти, сейчас важнее.

– Какого черта он вообще делал в Пастеровском?

Клейн вытащил из кармана трубку и кисет.

– Нас это тоже очень интересует.

Джон открыл было рот, но осекся. Организация «Прикрытие-1» трудилась во мраке, незримая для всех, кроме высших кругов администрации, и неподконтрольная конгрессу. Она не входила в официальную командную цепочку военной разведки. Ее загадочный шеф появлялся, только когда случалась или грозила случиться катастрофа. «Прикрытие-1» не имело ни формальной организации, ни бюрократического аппарата, ни штаба, ни штатных работников. Оно состояло, если так можно выразиться, из профессионалов в самых разных областях. Все они имели опыт нелегальной деятельности, большинство – военные, и каждый – «перекатиполе», без семьи, без родных, без обязательств, временных или постоянных.

Таким элитным оперативником был и Джон Смит – когда его об этом просили.

– Ты здесь не из-за Марти, – убежденно проговорил Джон. – Из-за Пастеровского. Что-то случилось. Рассказывай.

– Пошли прогуляемся. – Клейн поднял очки на лоб и принялся набивать трубку.

– Здесь курить нельзя, – предупредил его Смит. – Пылевые частицы загрязняют образцы ДНК.

Клейн вздохнул:

– Еще одна причина убраться отсюда.

Фред Клейн – а в его лице «Прикрытие-1» – не доверял никому, ничему и ни в чем. Даже лаборатория, официально не существующая вовсе, могла быть усажена «жучками». Поэтому Клейн и хотел ее покинуть.

Смит последовал за главой разведки к двери и запер ее за собой. Они спустились по лестнице, прошли мимо темных лабораторий и кабинетов. Лишь кое-где горел свет, и в здании было тихо – только одышливо гудела вентиляция.

На улице рассветное солнце заливало косыми лучами декоративные ели, разделяя каждое дерево на половинки – восточную, зеленую, и западную, поглощенную смоляно-черными тенями. Далеко на западе, сверкая снежными пиками, громоздились Скалистые горы. В долинах по их склонам еще лежали лиловые ночные тени. В воздухе висел аромат хвои.

Отойдя от здания лаборатории на дюжину шагов, Клейн остановился, чтобы разжечь трубку. Он то раскуривал ее, то пытался утрамбовать табак, покуда не погрузился с головой в облако дыма – пришлось разгонять руками.

– Пошли, – бросил Клейн наконец, направившись в сторону дороги. – Расскажи, как продвигается твоя работа? Далеко вам еще до создания молекулярного компьютера?

– Увы. Работа продвигается, но уж больно медленно. Слишком сложно.

Все правительства мира мечтали первыми наложить руку на работающий ДНК-компьютер. Для начала – потому, что тот был способен за несколько секунд взломать любой код или шифр. Устрашающая перспектива, особенно для департамента обороны. Все ракетные шахты Америки, секретные системы АНБ [3] , спутники-шпионы НОР [4] , оперативные системы связи ВМФ, все планы Пентагона – все, что основано на электронике, падет к ногам первого же молекулярного компьютера, потому что даже мощнейший в мире суперкомпьютер на кремниевых микросхемах не сможет сравниться с ним.

– И как скоро мы увидим действующий образец? – поинтересовался Клейн.

– Через пару лет, – уверенно отозвался Смит, – не раньше.

– И кто подошел к черте ближе всего?

– К созданию рабочей модели? Покуда – никто.

Клейн затянулся и заново утрамбовал тлеющий табак.

– Если бы я заявил, что такой образец создан – по-твоему, кем?

Прототипы молекулярных схем работали с каждым годом все устойчивее, но создать настоящий, действующий ДНК-компьютер? На это нужно, что бы ни говорил Клейн, лет пять, если только… Такеда? Шамбор?

И тут Смита осенило. Если Клейн примчался по его душу, разгадка – институт Пастера.

– Эмиль Шамбор… Ты хочешь сказать, что Шамбор обогнал нас всех не на один год? Даже Такеду из Токийского?

– Шамбор, предположительно, погиб при взрыве. – Клейн озабоченно попыхал трубкой. – От его лаборатории ничего не осталось. Только кирпичная крошка, обгорелые щепки и битое стекло. Его искали дома, искали у дочери – всюду. Машина осталась на институтской стоянке. Самого Шамбора – нет. И ходят слухи.

– Слухи ходят всегда.

– Но не всегда – среди высших чинов французской армии, коллег Шамбора и его начальства.

– Если бы Шамбор подошел к цели настолько близко, слухами бы дело не ограничилось. Кто-то знал.

– Необязательно. Военные регулярно связывались с ним, но Шамбор неизменно утверждал, что продвинулся в своих исследованиях не дальше остальных. Что же до Пастеровского института, то ученый с таким опытом и положением, как Шамбор, не обязан ни перед кем отчитываться.

Смит кивнул. В сем почтенном учреждении еще сохранялся такой анахронизм, как независимые исследователи.

– А его записи? Отчеты? Статьи?

– За последний год – ничего. Нуль.

– Ничего? – воскликнул Джон. – Не верю! Они должны храниться в базе данных Пастеровского. Только не говорите, что взрыв уничтожил мейнфрейм их сети!

– Нет, компьютер цел – он находится в бомбоубежище. Но за последний год Шамбор не вводил в него никаких данных.

Смит нахмурился:

– Он вел дневник от руки?

– Если вообще вел.

– Иначе не бывает. Невозможно проводить даже самые простые исследования без рабочего дневника. Если протоколы опытов недостаточно подробны, то результат невозможно ни проверить, ни воспроизвести. Записывать надо каждый отрицательный результат, каждую ошибку, каждый тупик, в который ты воткнулся. Черт, если Шамбор не заносил данные в компьютер, он должен был вести рукописный дневник! Я в этом уверен!

– Возможно, Джон, но покуда ни пастеровцы, ни французские власти не нашли никакого следа этих записей, и поверь – не потому, что не искали.

«Что за этим скрывается? – мелькнуло в голове Джона. – Зачем Шамбору понадобилось вести дневник от руки? Или, осознав, насколько близок он к успеху, ученый превратился в параноика?»

– Полагаете, он подозревал – или был уверен, – что кто-то из коллег следит за ним?

– Французы не знают, что и думать, – ответил Клейн. – Мы тоже.